What is eating at your soul?
Was it the whispering ghosts that left you out in the cold?
Чтобы какое-то действие стало привычным, нужно планомерно и упорно повторять его на протяжении тридцати дней. Ни больше, ни меньше, так говорят. Месяц, чтобы приучить психику и организм к перестройке. И столько же, чтобы привыкнуть к необратимым переменам.
С момента казни отца прошла неделя. Аврора пережила и сосчитала каждый из дней. С резни у Клэйвеллов, потопа Сэлисбури и разграбления Монтгомери ордой живых трупов – две. С гибели совета – почти пять месяцев. Изнанке понадобилось чуть больше трех месяцев, чтобы ввергнуть самое себя в хаос, погрузиться в распри с головой и запустить механизм начала конца. Сейчас мало кто понимал, что человечество, впервые за тысячелетия получившее подтверждение существования рядом с ними мира иного, обособленного и опасного, неконтролируемого, не станет бездействовать. И та тишина, что воцарилась на время – не больше, чем краткая передышка, возможно, последняя, что им вообще выдастся. Об этом старались не задумываться – не хватало времени и сил, но у Авроры теперь было предостаточно шансов на раздумья.
Когда был убит Совет, мир, который Рори Блэквуд хорошо знала, в котором родилась и выросла, пошатнулся. В тот раз он устоял. И позже, даже после кровавого ада на ее собственной свадьбе, после того, чего бывший экзорцист насмотрелась в осажденном Монтгомери, даже тогда казалось, что все еще можно будет поправить. Смогли же когда-то их родители воссоздать жизнь целого спасенного ими мира по кусочкам, остановив полномасштабный Апокалипсис.
Когда произошел переворот в Ордене, унесший жизнь геронта Нейтана Блэквуда и его клеврета Джеймса Найтвинга, героев войны, а также жизни всех, кто остался им верен, Рори показалось, что все разом рухнуло, ухнуло в бездну. Эгоистично было думать о том, что ничего нельзя исправить, только лишь потому, что она потеряла отца, тогда как многие другие перенесли то же самое и даже куда худшее. Но Рори жила именно с этой мыслью всю безбожно долгую неделю, носила ее в себе, пытаясь принять как данность, и каждый раз задыхалась, силясь осознать.
Когда она была младше, отец всегда казался ей бессмертным. Всесильным, безмерно мудрым. Странно, но даже о Луи, великом Люцифере, Рори никогда так не думала.
А теперь его нет, его больше нет, он казнен, как изменник. И его убийцы заняли место во главе стражей.
Аврора проснулась так резко, что не сразу осознала, где находится. Мгновение спустя ощущение реальности вернулось – рядом мирно спал Ней, сосредоточившись на звуке его дыхания, Рори сосчитала до десяти и спустила ноги на пол. Уснуть ей больше не удастся.
В доме было тихо, почти умиротворенно. Спускаясь вниз, на кухню, Аврора всюду по пути включала свет. С недавних пор в темноте она чувствовала себя чертовски некомфортно. В темноте и тишине они всегда становились громче. Неразличимый хор, бормочущий одно и то же, переливающийся на разные голоса. Шепот вливался в уши, гудел внутри черепной коробки и доводил до исступления своим монотонным жужжанием. Недавно Рори удалось расслышать, что они говорят, и с тех пор Блэквуд старалась на словах не концентрироваться – слишком жутко становилось.
Приди к нам. Иди. Иди. Иди к нам. Иди.
Голоса появились почти сразу после возвращения из Монтгомери. Поначалу едва слышные, теперь они звучали так громко, будто некто неразличимый стоял за спиной и нашептывал их прямо ей на ухо. Хуже всего было то, что с каждым днем Авроре казалось, будто она начинает узнавать этот зов. Один за другим выделялись из общей массы оттенки, обретали плоть и образ, а после следовали за ней почти неотступно.
Питер, Анна, Мэл, дядя Джим.
Отец.
Звука шагов замершая в дверях гостиной Аврора не различила – его заглушила какофония шепота. Обернулась инстинктивно, по давней привычке спиной чуя чужое присутствие. Почти целое мгновение скользила непонимающим пустым взглядом по вошедшему, пока не пришло узнавание.
- Чак.
Выдохнув имя брата, Рори шагнула к нему и заключила в объятья, привычным жестом взлохматив светлые волосы на братнином затылке. Нужно было собраться с силами, сказать ему что-то, убедиться, что Чаку ничто не угрожает, но вместо этого Аврора только повторяла его имя, почти срываясь на всхлипы.
- О Господи, Чак. Это и правда ты.

Когда Рори и Чак были детьми, отец очень старался хотя бы раз в неделю возвращаться домой пораньше и сам укладывать их спать. Орден всегда отнимал немало времени, потому совместные вечера как были редкими, так и остались даже позднее, и оттого были невероятно ценны. Нейтан усаживался на кровать Чака, тот перебирался к Авроре, и папа рассказывал истории. Самые разные – и страшные, и добрые, но непременно захватывающие. Правда, отец не всегда успевал довести повествование до конца – чаще всего сам он засыпал раньше ловивших каждое его слово детей. Сперва речь замедлялась, становилась сонной и едва разборчивой, а потом уставший родитель клонился на кровать Чака, да так и спал там до глубокой ночи, а то и до утра. Не слишком довольные отсутствием у истории финала, Рори и Чак все же старались не будить отца, потому братик оставался спать вместе с Авророй, и ночью ужасно пинался, все время норовя перетащить на себя не только одеяло, но и простынь.
Сейчас, двадцатипятилетней Авроре, давно уже не слышавшей сказок отца и не обнимавшей младшего братишку перед сном, отчетливо припомнились именно эти вечера. И Чак оказался единственным, чье присутствие заставило голоса притихнуть. Не уйти, нет – Рори вовсе не знала, возможно ли заставить их теперь замолчать. Но стать почти неразличимыми. Будто его появление на миг отбросило обоих в те времена, когда все было хорошо. И ей даже на секунду поверилось, будто так оно и есть.
А потом осознание навалилось с новой силой, и стало почти непереносимо.
Рыдая на плече у брата, Аврора остро осознавала неправильность происходящего, несправедливость. Это она старшая, это она должна защищать его и утешать, но – Почему? Ну почему? – Рори пока не могла помочь даже себе. В конечном итоге она оказалась слабой, бессильной, куда беспомощнее, чем привыкла себя считать, и стала балластом, связавшим близких по рукам и ногам. Теперь ее оберегали, над ней тряслись словно над хрустальной, никуда не выпускали и не давали делать хоть что-то мало-мальски полезное. И в этой сплошной заботе Аврора задыхалась. Ей было бы проще справиться с собой, если бы была возможность заняться чем-то привычным, вернуться в Арканум, войти в рабочую колею. Но шанс этот отняли, и теперь Рори не оставалось ничего иного, кроме как проводить целые дни наедине с собой и настойчивыми, вкрадчивыми голосами. И медленно, постепенно доводить себя до состояния истерики  в ожидании тех крупиц информации, что до нее доходили.
- Где ты был? Ты в порядке? – Аврора порывисто отстранилась от брата, погладила его по щеке и придирчиво всмотрелась в усталое лицо. Вопрос даже звучал глупо в свете недавних событий, но Рори было почти жизненно необходимо услышать от него это «да», чтобы ее отпустила хоть маленькая часть из огромного клубка тревог и переживаний. Страх за брата в эти бесконечные семь дней никак не покидал ее, и даже заверения Сэма, что с Чаком все в порядке, что он успел уйти прежде, чем новая власть успела отдать распоряжение о его поимке, не приносили облегчения.
О, она так гордилась им. Гордилась, что ее младший брат не попал в руки к убийцам, что оставил их с носом, что уцелел. И вернулся к ней. А вместе они непременно придумают, как быть. Вместе они все перенесут.
- Пойдем, я налью тебе чаю, – Аврора мягко потянула Чака за собой в сторону кухни. Щелкнула выключателем и включила электрический чайник на тумбе. Подумалось, что раньше,  при Мэл и Кристен тут стоял самый обычный, из тех, что ставят на огонь. Этот, новехонький, появился совсем недавно и смотрелся на знакомой кухне жутковато – как праздничная гирлянда на кладбищенской плите. – Ты голодный?
Украдкой вытерев рукавом мокрые щеки, Рори повернулась к брату и беспомощно скривилась в подобии улыбки. Его появление ее встряхнуло, и Аврора разрывалась теперь между беспокойством, тоской и радостью, не в силах остановиться на чем-то одном.

Привычные хлопоты невольно успокаивали, Рори удалось выровнять сердцебиение и почти взять себя в руки. Сказывалась старая привычка – ни при каких обстоятельствах не пугать Чака. Это было чем-то въевшимся с самого детства, когда степень серьезности ситуации для братика определялась в первую очередь реакцией взрослых и ее, Рори, реакцией. Если Аврора делала вид, что ей ни капельки не страшно, то Чак послушно храбрился вслед за сестрой. Стоило же ей разрыдаться, как Чак немедленно ударялся в слезы. Даже в самых ужасных ситуациях, как тогда, когда Чак упал с огромного дуба в парке и руку, Рори держалась образцово, подшучивала, чтобы Чакстер не догадался, как у нее поджилки трясутся от страха и не начал бояться тоже. Но сейчас Аврора оказалась не в состоянии сделать вид, что все не так ужасно – все хуже, чем ужасно, много хуже.
Пока Чак рассказывал о произошедшем с ним, Рори заставляла себя по очереди сосредотачиваться на мелких задачах. В последние дни так было проще справляться – медленно и аккуратно наливать чай, не думая о том, как сильно она ненавидит тех, кто посмел превратить жизнь ее семьи в кошмар. Не думать о жуткой потребности отыскать их, всех до одного – начать с Карен Мур – и медленно, вкрадчиво разорвать на кусочки. Сбрасывая тяжелое оцепенение как мутную пелену, Рори повернулась к брату, поставила перед ним душистый горячий чай в большущей кружке и подвинула плетеную вазу магазинной выпечки.
- Особенно не перебивай аппетит, потерпи чуть. Слона не обещаю, но сейчас будет твой любимый омлет, – чуть усмехнулась Аврора, наблюдая, с каким жаром набрасывается Чак на еду.
Рори бросила на скворчащую сковороду ломтики бекона и принялась сбивать в большой миске яйца с молоком, изо всех сил стараясь удержать руки от нервной истерической дрожи. Было чудовищно сложно теперь, когда брат был рядом, не тянуться все время к нему, дабы убедиться, что он в порядке. Чудовищно сложно, почти что невыполнимо.
- Ты был в Нью-Йорке?
Вопрос прозвучал почти осуждающе – в интонацию невольно прорвался тот непереносимый страх, который охватывал Аврору при мысли, что новое руководство могло сотворить с сыном убитого геронта. А она была бы все так же бессильна, и от этого осознания разбирала небывалая злость.
- А Джерри, он тоже ушел или просто помог тебе, а сам остался там?
Жутко было даже допускать мысль, что наставник Чака, которому так доверял отец, мог переметнуться на сторону мятежников, но не прояснить этот момент Аврора не могла.
На удивление, Рори умудрилась ничего в нехитрой стряпне не испортить, и теперь, сидя напротив Чака, с долей удовлетворения наблюдала, с какой скоростью тот поглощает омлет. Впрочем, Чакстер был настолько голодным, что и резиновую подошву, наверняка, сжевал бы с тем же энтузиазмом. А желудок у брата крепкий – проверено годами ее упорных попыток научиться готовить и отцовскими эпизодическими экспериментами на кухне. От воспоминания о папе к горлу подкатил комок, но Аврора быстро с собой справилась. Уставилась на свои переплетенные на коленях пальцы, глубоко вздохнула и ответила:
- Ты о войне или об Ордене? Мне ничего не рассказывают, Чак, – Рори горько усмехнулась. Признавать собственную непричастность и держаться в стороне все еще было тяжело. – Но я не идиотка, и прекрасно замечаю, что происходит. Это уже не просто конфликт или стычка – кланы готовятся к полномасштабной войне. А после того, как дядю Джима и отца… Ней ни за что не оставит это просто так.
В жажде мести Аврора была чертовски с мужем солидарна. Будь ее воля – передушила бы выродков и предателей по одному. Кулаки сжались сами собой, так сильно, что обломанные ногти впились в ладони.
- Я так и не понимаю, почему это произошло. Если… Если чертова Карен думает, что справится лучше отца, ее ждет незавидная участь. Почему теперь?
Аврора озвучила, наконец, вопрос, который мучил ее с самой первой минуты, когда она узнала о казни. Почему? За что отца, всю жизнь посвятившего служению идеалам Ордена? Все семь нескончаемых суток она задавала себе этот вопрос, но ни на дюйм не приблизилась к ответу.
Рори на мгновение закрыла лицо ладонями, будто сбрасывая вязкую паутину, потом подняла глаза на брата и спросила:
- Ты останешься здесь? Ты будешь в безопасности, они не посмеют сунуться в логово ведьм.
Рядом с Чаком ей было почти спокойно, почти нормально, и Рори едва боролась с желанием выложить брату все – что произошло в Монтгомери, как это повлияло на нее, что творится теперь. Рассказать о голосах, о кошмарах. Но все же боролась, не желая взваливать на парня еще один груз.
В конце концов, сколько бы ни было Чаку лет, он навсегда останется ее обожаемым младшим братишкой, и это она все еще за него в ответе. Особенно, теперь.