Если бы кто попросил описать её, что она чувствует, Клэр бы не нашла, что ответить. Когда погибли родители, она была раздавлена, но понимала, пожалуй, каждый оттенок той боли, что разрывала её изнутри, – осмысленной и оттого ещё более беспощадной. Предательство Мирты, спасение Чарли, свадьба в Блэкфуте – ни одно из событий последних месяцев не прошло для новой главы Сэлисбури бесследно, изрядно обогатив коллекцию кошмаров новыми снами, а крашенную макушку – сединой. И ни одно не шло в сравнение с тем, что постигло их здесь – дома – всего день, кажется, назад.
Впрочем, догадайся кто спросить её о чём-то подобном, первое и единственное, что она бы сделала - высказала умнику, что думает о вопросах вроде этого. На двух языках и раменте. Потому никто не спрашивал – было в главе Сэлисбури нечто такое, что отбивало всякое желание: траур в одежде, скорбь на лице или взгляд, полный тихой ярости. О, уж этого в ней было сколько нужно, она пропиталась гневом, жила им, и былая злость, затопленная ледяной водой вместе с Домом, здорово поостыла, но не затупилась – закалённая, стала острее, холоднее и куда опаснее. Со дня совета в Бойсе не прошло и недели, и Клэр поняла, наконец, что так упорно пытались ей втолковать Лидия и Сэм: за окнами её разрушенного дома была война, и война эта была её. Только осознать это оказалось ой как непросто. И очень дорого. Хотя думать о деле всё равно было легче. Нога почти не болела – и врачи, и ведьмы сошлись на том, что без серии дорогих и долгих операций с обязательным постельным периодом после, нормально ходить Клэр не сможет, но с этим смириться сейчас оказалось куда проще. В работе же Клэр спасалась даже по ночам, засиживаясь, как и раньше, в спасённых книгах и рунных чертежах, планах реконструкции дома и письмах кланам Четвёрки. Она даже попыталась тренировать эмпатию – невиданное раньше дело, хотя и поняла быстро – с этим сейчас просто не справится.
Что угодно, лишь бы не оставаться наедине с собой.
Потому что теперь спасения не было нигде. Ни старой комнаты, завешанной ещё со школы глупыми девчачьими плакатами, ни уютной кухни с мурлыкающим себе под нос Альфи, ни отцовского гаража. Клэр переехала в дом Страйдеров – согласилась слишком, пожалуй, легко на предложение вернувшегося тут же Тони, но другого выхода у неё, наверно, и не было. Не то чтобы она его искала. А ведь у неё теперь не было и Демона – машину погребла под собой обвалившаяся крыша. Демон, конечно, мать его.
У неё не было больше – и никогда не будет – Талассы.
И Таники.
Никогда. Это...
Нет.
Правильно, конечно, была масса других хлопот. Дела, обязанности, вопросы. Люди. Они позволяли если и не забыться, то хоть как-то занять себя. Не замечать, например, знакомых стен, родных и полузабытых со времён счастливого когда-то детства, или не встречаться с закрывшейся окончательно Чарли, хотя уж тут-то нежелание столкнуться было чересчур взаимным.
Хотя бы как-то быть.
Впрочем, иногда – как этим вечером в отведённой ей гостевой комнате, пыльной и не обжитой совершенно, усталость брала своё. А с ней приходили новые кошмары.

Отредактировано Claire Salisbury (2014-09-17 00:03:35)

Он мог и не успеть.
Он мог опоздать, и тогда все потеряло бы смысл.
На самом деле, Рэвенхарт давно собирался навестить Сэлисбури, полагая, что обделяет вниманием свою вторую, не менее важную семью. Но то какие-то мелкие дела не позволяли вырваться из города, то Касвин устраивал беспорядочные конференции, то происходили нечастые выступления, то устраивались званые ужины и прочие празднества. Амуну никак не удавалось выбраться из этого круговорота денег в природе: ему приходилось общаться с тем, с вон тем, еще вооот с ним, показывать разнообразные фокусы, подмигивать девушкам или парням. В любое другое время подобное не вызывало недовольства, наоборот, Чума любил самые разные мероприятия, на которых предпочитал либо приковывать к себе внимание, либо хватать Войну с волками и устраивать если не погром, то хотя бы шумиху, вызывавшую фэйспалм у остальных Всадников и скандалы в прессе, но сейчас каким-то нутром ощущал, что ему не до этого.
И первым звонком, заставившим Чуму сильнее захотеть навестить Сэлисбури, стало состояние Войны после кровавой свадьбы, как прозвали ее окружающие. Тот выглядел не просто подавленным; уничтоженным, гневным, затаившим не просто обиду, а самую настоящую злобу. Смотря на него, пытаясь успокоить друга, Амун думал о Нейтане, с которым они познакомились еще в детстве, об Авроре и Сэме, о многих других Тесселах, встречавшихся ему, и сожалел, что не смог присутствовать на празднестве, обратившемся в настоящий кошмар. Но самой назойливой мыслью, мелькавшей в голове, являлась "нужно навестить клан", долбившая черепную коробку без остановки.
Но даже это не сподвигло Рэвенхарта как-то поторопиться. Дернулся он лишь тогда, когда узнал о потопе в Миннеаполисе, из-за чего чуть ли не сразу, освободившись от мероприятий Касвина, кинулся собирать вещи. Тогда же Харренхол собирался в Блэкфут к Тесселам, и ведьмак попросил варга передать свои соболезнования и предложение помощи, если она вдруг понадобится; он также хотел знать все, что друг увидит, и попросил рассказать о происходящих событиях, как они оба вернутся.
Война ушел в тот же день. Чума — под утро, не выспавшись из-за накатывающих кошмаров.
Одну половину пути он преодолел на самолете, вторую же провел в машине. Парню хотелось как можно скорее добраться до города, до дома Сэлисбури, но одновременно с этим он панически боялся приближаться к затопленной территории, терзаемый бесполезными, грустными, неутешительными мыслями.
На подступах к Миннеаполису пришлось взять мотоцикл, так как тот, хоть и уступал машине в скорости, являлся маневреннее и меньше, что позволяло проезжать в различных местах. Осматриваться по сторонам во время поездки совсем не хотелось, однако Амун не мог сдержаться, периодически крутя головой и замечая то разваленные здания, то страдающих людей, то бездыханные трупы, то разваленные здания рядом со страдающими людьми, то страдающих людей рядом с бездыханными трупами, то бездыханных трупов под разваленными зданиями. Рэвенхарт думал, что ему стоило бы остановиться и помочь хоть кому-то, но каждый раз оказывался не в состоянии заставить себя сделать нечто подобное, слишком погруженный в волнения за Тони, возможно, вернувшегося в родной дом, и Клэр, точно находившейся где-то в городе во время катастрофы. Такие мысли, эгоистичные, по мнению ведьмака, не способствовали желанию тратить время на других, пока не удостоверишься, что со своими все в порядке.
Уверенность, правда, приходить и не собиралась; наоборот, уменьшалась по мере того, как Амун подъезжал к месту, ранее являвшимся особняком Сэлисбури. Когда-то красивое и добротное здание теперь по кусочкам плавало в воде, бившейся о редкие устоявшиеся стены, и хоронило любую надежду на положительный исход. Впрочем, удача снова вернулась к Рэвенхарту, когда тот, уже собираясь продвинуться вглубь города, наткнулся на женщину, попросившую помощь и рассказавшую, что если молодой человек ищет кого-то из утонувшего дома, то многие из них теперь мертвы, а оставшиеся расселились по другим местам, в частности — в особняке Страйдеров.
Это и заставило Чуму снова сесть на мотоцикл, нацепив шлем, и погнать в сторону знакомого еще с детства дома. Уже там он, особо не заботясь о сохранности транспорта, бросил его перед крыльцом, в два прыжка добираясь до двери и начиная громко, часто стучаться в нее, будто надеясь оповестить о своем приходе и соседние, пока сохранившиеся дома. Та открылась довольно-таки быстро, а на пороге оказался Тони — немного помятый, но живой, — и Амун крепко обнял старого друга, прижимая к себе.
— Ты жив, — радостно прошептал он, лишь усиливая хватку, и не думая о том, что Страйдер, в принципе, мог ждать других новостей, мог быть сейчас чем-то занят, мог быть не в настроении для различных воссоединений.
А еще не вспоминая о том, что мотоциклетный шлем Рэвенхарт так и не снял.

У Тони были отличные (профессиональные) рефлексы, когда речь шла о физическом нападении, так что мирные намерения Амуна он уловил автоматически еще до того, как осознал, кто перед ним, сложив внешние признаки в картинку.
- Судя по хвати, ты тоже здоров, - от души похлопав друга по спине, ответил он. Даже без улыбки радость отчетливо звучала в голосе - бодрость не покидала Страйдера, а хорошие новости оставались хорошими новостями. Рейвенхарт определенно относился к их числу.
Тони слышал шаги Клэр и ожидал, что она присоединится к приветственным обнимашкам, чуть обернулся на голос - и мимо просвистела ваза, нежно-голубая с розочками, подаренная матери троюродной теткой из Айдахо и вроде как дорогая, но черта с два можно было найти букет, который пролезал бы в горлышко и при этом не смотрелся в ней убого. Идиотская форма, но на полке смотрелась симпатично.
Не то чтобы теперь это имело значение.
И едва Тони успел открыть рот, как Клэр она принялась лупить Амуна, ругаясь на чем свет стоит. Страйдер, конечно, пытался вставить хоть слово, но в ответ только получал свою порцию Сэлисбури-люлей. А она плакала. И сердилась. Черт.
- Клэр. Погоди. Нуклэр. Сэлисбури! - рявкнул наконец Страйдер, поймав Клэр за запястье. Это ее затормозило, и он произнес куда тише и мягче: - Все в порядке. Уймись, - и добавил для надежности: - Чарли спит.
Это должно было подействовать, пусть логика подсказывала, что звона и шума уже достаточно, чтобы разбудить сестру. Но само упоминание сестры отрезвляло. Вспышка гнева Клэр не удивляла, хоть и расстраивала. С другой стороны - хорошо, что Сэлисбури нашла способ выпустить пар. И что Амун не успел снять шлема на тот момент.
- По-моему, кому-то нужен "подзатыльник", - не глядя на блестевшие на девичьих щеках слезы, заметил Тони, улыбнулся Рейвенхарту и вытянул голубую скорлупку фарфора из растрепанных волос Клэр. - И я имею в виду нас всех. Пойдем, - с этими словами он подтолкнул девушку на кухню, в очередной раз задавив в зародыше желание подать ей руку или что-то в этом роде. Тони пока не мог привыкнуть к хромоте Клэр, но послать его по известному адресу со всякого рода помощью она уже успела.
На кухне Страйдер сразу поставил чайник и полез в шкаф за "подзатыльником" - так называлась матушкина фирменная заварная смесь, он, признаться, до сих пор не знал полного состава, но где-то в записях, вероятно, можно было найти рецепт. Кэтрин Страйдер была известной любительницей разного рода натуральных тонизирующих средств, и в шкафчике не одна полка была забита баночками и пакетиками. Она знала толк в травах, знала, что лучше согревает, что стоит пить в жару, что - от кашля, что добавлять в ванночки для застуженных ног, а что - настаивать в холодильнике. Чая как такового в доме Страйдеров почти не водилось - так, какая-то заварка. Главное колдовство (бытовое и лишенное магии, разумеется) заключалось в щепотке того, ложке сего, что матушка бросала в чайник. Ну и, конечно, был у нее любимый рецепт, приводивший в чувство при любых состояниях не хуже качественного подзатыльника, за что и получил свое название. Все эти годы, когда Тони возвращался со службы (пусть даже в три часа ночи и залезая в окно, потому что опять забыл, где припрятаны его ключи), мать шла на кухню и ставила перед ним горячую кружку. Садилась напротив и уже после этого с кажущейся безмятежностью спрашивала, как у него дела.
Именно эту смесь Страйдер заливал кипятком сейчас.
- Ты-то как, Амун? - не оборачиваясь, пустил пробный шар Тони. - Хорошо, что нашел сюда дорогу, да еще и на колесах. Сейчас даже в соседний квартал черт ногу сломит добраться.
Он не изображал вечно энергичного и улыбчивого ведущего ток-шоу, нет, просто Страйдер не считал стихийное бедствие поводом погрузиться в скорбное молчание. И без этого всем вокруг было тошно, а если уж он замолчит - совсем будет мрак.