внешний вид: черная тонкая футболка с большим капюшоном, натянутым на голову; светло-синие джинсы; темные кеды; в кармане телефон, немного наличных, ключи от квартиры.

Его мир рушился, катился в тартарары — и он сам не понимал, что чувствует по этому поводу.
Всадники не ссорились открыто, нет, но, стоило им собраться вместе, каждый чувствовал напряжение, образовывающееся в комнате. Больше всего скандалов устраивали Сара, Бальт и Амун, тогда как Касвин и Вэйд старались успокоить всех остальных, остановить их, вернуть все в норму. Лиса же сохраняла нейтралитет, не вмешиваясь, прекрасно понимая, что, во-первых, лучше не накалять обстановку сильнее, а, во-вторых, может и сама получить от неконтролируемых себя ведьмаков.
А они действительно стали такими — неконтролируемыми, импульсивными, агрессивными. И если вспыльчивость Клэйвелл уже никого не удивляла, то подобная черта характера у Харренхола и Рэвенхарта напрягала своей непредсказуемостью, незнанием, откуда, при случае, ждать удара. Может быть, Гримм и Монтгомери также испытывали какой-то трепет, потому, чувствуя приближение чего-то нехорошего, пытались уладить все мирным путем — ведь раньше, когда кто-то из Всадников ссорился (а особенно Сарафина с Бальтазаром), им просто давали выговориться и отойти, чтобы потом вернуться в изначальное состояние. Но теперь все действительно менялось.
Боялся даже сам Амун. Он продолжал представлять Войну окровавленным монстром всякий раз, как они виделись, и не мог успокоить собственное воображение. К тому же, Чума не был способен выкинуть из головы те слова Вольта, тот его звериный взгляд, как бы ни старался — ему-то казалось, что рядом с ним друг становится еще мягче, теряет свою серьезность, проникается инфантильностью, соглашается идти на любые веселые авантюры и не может причинить серьезного вреда кому-то другому. Но сейчас Рэвенхарт понимал, насколько ошибался: Харренхол являлся не просто взрослым мужчиной, а волком, Маугли, выросшим с животными, несмотря на наличие людей вокруг.
Однако больше всего Амун боялся самого себя. Он не обладал какой-то внутренней силой или крепким телосложением, зато имел стопроцентную удачливость, с которой мало кто мог бороться. Именно она и давала ему все преимущества, от возможности быстро добиться поставленной задачи до избиения более крупного противника. Иногда Чума думал, что из него получился бы прекрасный исполнитель, отличный злодей, чистый убийца — и в голове возникали пугающие мысли, будто бы Рагана предполагала, как еще можно использовать этот с виду безобидный Дар.
Поэтому Рэвенхарт старался избегать остальных Всадников, особенно — Харренхола. Последний расстраивал парня одними только мыслями о себе, а стоило им пересечься, как Амун в нехарактерной для себе манере тут же раздражался и хотел врезать в другу, будто надеясь вбить ему, что убивать Клэйвеллов, или кого-то еще, нехорошо, будто насильственный метод — единственный, способный повлиять на Войну.
Будто он не собирается наказывать за преступление преступлением, нарушая свои же принципы.
Но сейчас Чума, стараясь не думать о Всадниках и собственном желании, прогуливался по улицам Нью-Йорка, пытаясь развеяться. Ведьмак собирался украсть у кого-нибудь что-то, но в голову тут же лезли воспоминания о том, как они проворачивали подобные ограбления вместе с варгом — и настроение стремительно падало вниз, даже не успевая хоть немного подняться. Поэтому стоило заняться чем-то еще, чем-то другим, что не ассоциировалось бы так сильно с другом.
Например, тоже кражей, но с погоней, во время которой не было бы времени подумать о чем-то.
И врезавшаяся в этот момент в Амуна девушка подходила как нельзя кстати.
— Ох, простите! — извинился Рэвенхарт, машинально хватая незнакомку за плечи и с беспокойство смотря на нее. — Все хорошо? Не ушиблись?
В этот момент взгляд ведьмака остановился на серебряном кулоне, будто так и просящем, что бы его сорвали. Чума — улыбающийся уже более виновато — не собирался отказывать предмету в кричащем желании, потому одной рукой сильнее сжал чужое плечо, а вторую начал убирать, на несколько секунд задержав ее над вещью.
— Я был неаккуратен, — все так же обеспокоенно, но с виноватым выражением лица, добавил Чума. В конце концов, врать он никогда не умел, даже в такие моменты. — Мне жаль.
Срывание кулонов в жизни выглядит не так пафосно, как в фильмах — нелегко оторвать его настолько ровно, чтобы крепкая цепочка, или веревка, правильна порвалась. Но Амун не был бы так везуч, не получись у него это, вместе с последующим удачным движением, во время которого он не позволил резво отреагировавшей жертве схватиться за вещь, спрятав ее в карман.
А затем — затем ведьмак, сделав пару шагов назад, побежал, умело проталкиваясь сквозь толпу людей.