Если выпит сомнений сок,
По рукам пробегает ток,
На губах, в вопросе открытых,
Ядовитый пророс цветок.
– Я... Мне надо подумать, – сказала она не так давно Джеку. Вот и думала теперь, сидя в одной из пустующих комнат особняка. Нет, не над предложением ведьмака – с ним-то как раз было все понятно и в своем ответе Тия была уверена. Ну почти. Куда больше ангела волновало то что Клэйвелл сказал ей перед этим. Ее руна, ее защита, в которую она так верила и на которую так полагалась, не работает. И никогда не работала.  А значит...
"Почему?" – не захотел возиться или попросту было все равно?
О том, что подобное "невмешательство" могло быть признаком заботы или даже чего-то большего, Эванс запретила себе думать сразу же. Разве не от подобных мыслей она тогда бежала? Она уже понадеялась однажды, доверилась, и к чему это привело? Она не из тех, к кому относятся с пониманием, кого защищают и ради кого жертвуют даже такой мелочью, как  новый раздражающий ангел. Не стоит забывать об этом. Никогда.
И все-таки почему? Вопрос занимал все мысли, жег губы, но задать его было некому.
"Может, он попросту забыл?" – как только она перестала быть его головной болью и исчезла из поля зрения, – "Вот только как не привлечь это внимание вновь?".
Вопрос был куда важнее в общем-то философского "почему?". Но подумать как следует у Тии не получилось – головная боль, привычная, уже практически родная, но все равно крайне неприятная вновь решила напомнить ей об ошибках прошлого.
"Проклятые ведьмы. Что б вас Эван побрал", – наверно, чем реже ты испытываешь боль, тем сильнее она ощущается.  Или это действительно было настолько мучительно – Эванс не знала. Зато помнила, что на кухне среди баночек с приправами припрятано лекарство от этой напасти. Разумеется, запрещенное. 
Закон подлости – стоило Тии добраться до вожделенного пузырька, как боль схлынула, оставляя после себя лишь глухое раздражение.
"Гребаные ведьмы. И все-таки, почему?" – мысли вновь вернулись давнему поступку Михаила и пошли по уже известному кругу. Вновь, впрочем, нарушенному, в этот раз араматом кофе, и Элития с каким-то чуть ли не суеверным ужасом поняла, что готовит столь любимый архангелом напиток.
"Серьезно?" – вылить бы, выкинуть бы, распахнуть окно, что бы ветер и капли дождя изгнали этот запах, вызывающий из недр памяти одно воспоминание за другим. Но вместо этого пальцы аккуратно ставят получившийся  сладкий кофе со сливками на стол. Кому? Зачем? А Бог его знает...
Вот только для Тии это знак – зачем же мучиться и гадать, если можно спросить. И даже то, что любопытство можно расплатиться тем подобием жизни, что у нее осталось, не пугает – лучше уж так, чем прожить с страхе еще десяток лет. А может, против своей воли, Эванс все-таки верила в милосердие одного архангела?
Это странно – знать, что архангелы и Отец их реальны, самой быть ангелом, но так и удосужиться выучить ни единой молитвы. Впрочем, чем дальше шагал прогресс, тем легче было скрывать собственное невежество – Тия даже почти не удивилась, когда после недолгих поисков в ее телефоне поселился целый сборник молитв на все случаи жизни. Правда, как выяснилось позже, призыв архангела во "все случаи" не входил, а произнесение многообещающей "Ad Sanctum Michaelem Archangelum" судя по тексту вполне могло обернуться явлением сильно обиженного на оскорбления и клевету Люцифера.
– Archangele Dei, qui custos es mei, me, tibi commissum pietate superna, illumina, custodi, rege et guberna. Amen, – Тия подождала мгновение, два, а потом попросту исчезла, сбегая от собственной глупости, одуряющее пахшей кофе и остывающей на столе. 
Глупо было надеться.
Если сердце плачет, как дышит,
От ночной отравы черно,
Твой святой молитву не слышит –
Хлопни дверью, выйди в окно.
Крыша была странным местом – откровенно неудобным, но вместе с тем бесконечно привлекательным. Помнится, Оливия долго ехидничала, намекая на родство между ангелами и голубями, и даже Кэтрин не удержалась от пары шпилек на эту тему. Алекс  же и вовсе постоянно предлагал поставить во дворе насест или утащить с одной из площадей какой-нибудь симпатичный памятник, что так любимы птицами. Тию не покидало чувство, что рано или поздно, демон именно так и сделает. Вот только увидит ли она это?
Это было бы так просто – сказать ведьмаку "да" и исчезнуть, в этот раз по-настоящему. Оставить фонд и дом, начать жизнь заново, упиваясь чувством мнимой свободы. Снова путаться в именах и датах, прокалываться в мелочах и не узнавать по утрам собственное отражение.
Семья, друзья и карьера – не такая уж и большая плата за жизнь, верно? Вот только Судьба – так еще стерва, и рано или поздно, но вновь столкнет ее со страхами прошлого. И что же, снова бежать, снова жертвовать? Снова терзаться от вины, чувствуя себя неблагодарной дрянью, предавшей Его доверие? А сердце будет опять сжиматься от тоски и грусти? 
– Михаил... – что мне делать?
Посмотри в ночь глазами чужими,
Назови, назови лишь одно имя,
Отражая тоску и сушь
В зеркалах придорожных луж...

Отредактировано Alethea Evans (2014-03-30 01:26:56)

Тия ненавидела такую вот погоду – сплошную стену дождя, словно крадущую все цвета из окружающего мира. У ночного ливня еще было свое очарование, у ливня дневного же его не было ни капли.
"Отличный день и отличная погода чтобы сделать очередную ошибку".
Правда перед тем как вновь сорваться в бездну не мешало бы спрятать глаза за линзами, да и вообще переодеться – вряд ли Джека порадуют лужи посреди его драгоценной идеально чистой квартиры. Скорее уж ведьмак рассердится и вместо помощи проклянет ту, что посмела нарушить почти священный порядок его обители. И, пожалуй, будет совершенно прав.
Ангел уже сделала пару шагов, собираясь спустить в комнату, но замерла, недоверчиво прислушиваясь. Это чувство... Так давно оно не посещало ее. Почти забытое, но спутать его с чем-либо было попросту невозможно. Ее звали. Нет, даже не так – ее звал архангел. Михаил. Отец.
Зов и приказы каждого арха разнились – Эван давил и подавлял, требуя беспрекословного подчинения, Майкл был куда мягче. Обычно по крайней мере. Вот и сейчас это больше походило на... приглашение? Приглашение от которого тем не менее невозможно отказаться, разве что чуть-чуть помедлить, застыв в нерешительности. А потом шагнуть с крыши, словно бросаясь в омут с головой.
Что бы вновь замереть, но уже в дверях кухни, недоверчиво разглядывая сидящего к ней спиной мужчину. Она звала, и вот он пришел. Что же дальше? Тия не знала – молясь, в глубине души она даже не надеялась на ответ, по крайней мере на такой. И теперь не могла даже губ разомкнуть, что бы поприветствовать того, кого ждала и от кого скрывалась так долго.
Что делать? Шагнуть вперед, протянув руку? Просто окликнуть? И как обратиться? Михаил? Отец? Разве она не потеряла право на все это, когда исчезла? Конечно, можно было бы опуститься на колени и назвать его "Господин", но Эванс потеряла бы последние осколки себя, поступи она так.
– Вкусно? – наконец нарушила Тия тишину, имея ввиду приготовленный ей кофе, чашку с которым держал архангел. На большее ее попросту не хватило, смелости не хватало даже на взгляд, и девушка замерла, уставившись в пол и закусив губу.
"Надо же, столько времени прошло, а так ничего не изменилось", – да она стала старше, да внешне она больше не похожа на себя прежнюю, но все так же стоит перед ним потерянная, запутавшаяся и к тому же промокшая насквозь. Жалкая.

Отредактировано Alethea Evans (2014-04-10 19:02:32)

"Прическу сменила", — чуть не брякнула Тия, несколько задетая реакцией своего архангела. Все же она ( да и многие другие) считала свою новую внешность достаточно симпатичной, во взгляде Михаила же девушка, наконец-то поднявшая голову, разглядела неприязнь и даже отголоски... отвращения? Впрочем, так и рвавшееся с языка "тебе не нравится?" Эванс тоже сумела удержать, в итоге лишь обиженно насупившись.
"А ведь он не знал... Он не знал, как я выгляжу", — пришло запоздалое осознание, и ангел испытала жгучее желание побиться головой о ближайшую стену. Вот что ей стоило просто рискнуть и согласиться на предложение Джека? Рискнуть и выиграть?
Или проиграть. И снова скучать-мучиться, страстно желая вновь увидеть отца, поговорить с ним, обнять. Бесконечно гадать, понял бы он, простил бы он.
"Вот сейчас и узнаешь. Потом не жалуйся".
– Нет, – а вот теперь сначала сказала, а потом подумала. Оттого и соврала, оттого и пришлось поправляться, вновь сверля взглядом пол. – Точнее я хотела бы рассказать тебе очень многое. О том, кем стала, о том, чего достигла, о фонде...
О да, это было бы хвастовством чистой воды. Но ей так хотелось увидеть в глазах отца хотя бы тень одобрения. В глазах Александра она видела даже гордость, но это было не то. Старший Эванс не знал, во что на самом деле превратилась его дочь, он даже не знал с которой из дочерей разговаривает. К тому же мнение биологического отца уже давно не было для Тии важным, другое дело Михаил... Вот только как гарантировано заслужить его похвалу за эти годы девушка так и не узнала. И теперь вряд ли узнает.
– ... о том, что скучала,– произнесла Тия совсем уж тихо. Надо же, а раньше она и не замечала, какой интересный на кухне пол, – Но ты же об этом хочешь узнать, да? Тебя интересует... вот это? – не зная точно, как назвать изменения в своей внешности, ангел просто подцепила пальцами темную прядь.
– И вот об этом я рассказывать как раз таки и не хочу.– Эванс тяжело вздохнула и наконец-то посмотрела на архангела, – Но расскажу.
Наверное, логики в ее словах не было от слова совсем, впрочем, девушка была сейчас слишком взволнована, чтобы выстраивать более-менее понятные и связные речевые конструкции. Хотя она вроде бы и раньше никогда не отличалась особой последовательностью или разумностью. То ли родилась такой, то ли Эван чего напутал, кто ж теперь разберет.
– Тогда, семнадцать лет назад, мы, то есть я, решила, что мне нужно исчезнуть. Наложенное заклинание должно было заблокировать нашу связь: скрыть меня от тебя и не дать мне позвать тебя, – сейчас, столько лет спустя, план казался весьма глупым, но тогда ей, глупой перепуганной девчонке, это казалось единственным выходом. А еще ей очень хотелось жить, даже скрываясь, боясь собственной тени и ненавидя себя, но жить. Сколько получится. Получилось неожиданно много, вот только ее заслуги, как выяснилось, в этом не было, только воля архангела.
– Чары не сработали, но тогда я этого знала, вот и пряталась. Оказалось, это не так уж и весело, – Эванс мрачно усмехнулась, – А пять лет назад погибла моя младшая сестра, Вероника, а я заняла ее место. Пришлось, правда, несколько... измениться.
Несчастная прядь была накручена на палец раз уже, наверное, в десятый, но отпускать ее ангел не спешила. Впереди было самое главное – рассказ о том, почему она решила спрятаться. Даже не рассказ. Признание. Вот только когда Эванс в последний раз признавалась в подобном, с ней разорвали связь и оставили умирать на окровавленном асфальте. Кто знает, может через пару минут все повторится в луже дождевой воды на светлом кафеле?
"А может, он поймет?".
Открывать рот было откровенно страшно и Тия вновь замолчала, затравленно глядя на сидящего перед ней мужчину.