Сколько бы вы ни говорили, что вам нравится быть одному, что вы готовы годами не выходить из дома, вы сами же в глубине души будете понимать, что это не совсем правда. В замкнутом пространстве начинает, что называется, течь чердак, некогда уютные стены становятся ненавистны, а уши начинают жаждать услышать звук скрипящей открывающейся двери.
Хель провела в своей комнате достаточно времени, чтобы хорошенько обдумать всё, что с ней произошло чуть больше полугода назад. Теперь хотелось просто отпустить всё, оставить мысли внутри затемнённой комнатки, как домашнюю, мешковатую одежду, в которой стыдно даже до магазина через дорогу сбегать, и отправиться… Куда-нибудь. Цель похода для девушки была не важна, но был важен сам путь, бездумное перебирание ногами, которые в последнее время слишком часто начали приводить хозяйку не в самые лучшие и безопасные места.  Но, признаться честно, Хельге было всё равно, что с ней случится и как закончится очередной её поход за пределы милого дома, бывшего «ломбарда А.Л.».
Она тихо шла по разбитому асфальту, только лишь мелкие камушки хрустели под перфорацией массивных сапог, выглядевших на Хельге как нелепая подставка под искусственную ёлку. От дома она шла промежуточными узкими улочками, куда нечасто заглядывал народ, жаждущий сократить полминуты времени, чтобы срезать углы. Так она вновь осталась незаметным живым призраком, о существовании которого здесь практически все уже позабыли. Хель тихой тенью скользнула между заборов соседствующих домов, образующих совсем небольшой зазор, и, прежде чем выйти на открытую территорию, опасливо высунулась из-за углов, поглядев по сторонам. Совсем как партизанка, хоть о войне она могла знать только из рассказов бабушки. В радиусе зрения девушки было пусто, никто не собирался догонять её или преграждать путь, но левую часть лица она всё равно прятала за волнами чёрно-серых волос. Ей хотелось выглядеть непримечательно, но сделать это в городе, где каждый друг друга знает в лицо, было довольно сложно. К тому же её внешний вид и одежда, наводящие на мысль, что она только-только вернулась с похорон, тоже притягивает взгляды редких встречных прохожих. Но в данном случае, своя связь с похоронами тут была. Платье, в котором Хель отправилась на прогулку, шилось для умершей девочки, но родители решили внезапно отменить заказ. Какова причина, девушка наверняка не знала, но у неё уже была основа, которую было жалко распарывать, уж слишком хорошо получилась. Поэтому девушка просто его слегка подогнала под свою фигуру и пришила на место кружевные вставки вдоль рёбер. Обычно, траурную одежду сшивают прямиком на мертвецах, либо делают удобную заготовку, к которой потом уже пришиваются некоторые вставки. Так и здесь. И девушке по-своему нравилось разгуливать в платье, оканчивающегося чуть выше колен оборкой аспидного кружева, предназначенном для мёртвой.
В этом лесу она не была уже довольно давно, с тех самых пор, как она ходила сюда в свободное от школы время. Или когда почитать было нечего, да и на новую ткань для очередных творений не находилось денег. Лесок встретил свою гостью тихим, слегка удивлённым вздохом, как умирающая мать, не ожидавшая уже увидеть блудного сына, после чего замолк. Единственный шум здесь мог исходить только от летающей по броуновскому движению пыли, заметить которую можно лишь в слабых серых лучах, пробивающихся сквозь кроны деревьев. Вспомнились слова из старинной румынской сказки, которую Хельге рассказывала бубе.
«И тогда христианский король приказал вырубить весь лес, а его жителей навсегда заточить в их пещерах».
- Лес вырубили, а он снова вырос.
«И в самой его чаще возвышалась башня королевы-колдуньи, умершей от принесённой ветром чумы».
На этом моменте Хель всегда вздрагивала, в мельчайших деталях представляя себе высоченную башню с выбитыми кирпичами и торчащими гниющими балками, как вывернутые рёбра у вскрытого трупа. Но пугала не зияющая чернота застланного паутиной окна, о нет. Пугал неровный свет на самом верху, внутри, под конусовидной крышей с замшелой редкой черепицей, и блики почерневшего от времени, как кожа от чумы, золота. Та сказка, кажется, заканчивалась хорошо, но у Хельги всегда после неё оставался крайне неприятный осадок. Нет, бубе, ничего не закончилось. Ты просто не знаешь, что было дальше.
Хель отвела в сторону тугую еловую ветку, покрытую слоем скатавшейся паутины с пойманными в неё мушками, а когда миновала её, та шлёпнула по густым тёмным завиткам волос. Девушка скривила рот и окинула дерево недоверчивым взглядом, словно оно могло прямо сейчас начать передвигаться на оживших толстых корнях. Хельга чувствовала, что надо бы прямо здесь развернуться и стартовать в срочном порядке домой, да только вот туда совсем не хотелось, а вот в самом городе была опасность оказаться замеченной. Нет, уж лучше пускай волки съедят, коли таковые тут водятся. Хель продолжила свой осторожный, но совершенно бездумный путь по лесу. А ведь ещё в школе предупреждали, что нужно иметь неусыпную внимательность, подмечать расположение тех или иных деревьев, иначе можно хорошенько заблудиться и не выбраться из леса самостоятельно.
Что девушка поняла уже после пятнадцати минуть своих гуляний. На глаза не попадалось ровным счётом ничего интересного, кроме той же самой паутины и различного мусора, оставленного местной пьянью, не имеющей понятия уважения. Хель пнула одну из бутылок красным кожаным носком сапога, та с глухим гудением прокатилась вбок от тропинки и спряталась в ворохе начинавшей желтеть травы. Девушка тихо хмыкнула и перевела взгляд единственного зрячего глаза немного вбок. Там, на небольшом возвышении, лишённом травы из-за частой проходимости маршрутов любителей природы и уединения, стояло лиственное дерево с увесистой отстоящей веткой, как большой палец на исполинской руке, выбирающейся из-под земли. А на этой ветке неподвижно висела на тугом пожелтевшем тросе старая покрышка. К слову, это дерево здесь выглядит куда старше остальных, оно намного шире в обхвате, корни, как вздувшиеся вены на теле человека с гипертрофированной мускулатурой, вспарывали утоптанную землю.
- Интересно, - только и прошептала Хель, направившись в сторону импровизированных качелей. Девушка сначала ткнула покрышку тонким, исколотым иглой пальцем, та с лёгким скрипом качнулась. Затем, подёргав верёвку, проверяя её на прочность, Хель просунула в дыру для колеса одну ногу, после вторую. Схватилась обеими руками за верёвку, чуть подрыгалась, чтобы окончательно удостовериться, что верёвка не порвётся в самый ответственный момент. Сверху посыпалась пыль и крошка перетёртой древесной коры. Устроившись поудобнее, Хельга качнула корпусом, приподнимая вверх обе ноги, облачённые в уже слегка испачканные чёрные гольфы, тем самым придавая скрипучим качелям движение. Вроде бы, всё было спокойно. Но кое-что настораживало.
Скрип троса – это единственный звук на весь лес.